ОСНОВНЫЕ ТЕМЫ И ИДЕИ ЛИРИКИ Н.А.НЕКРАСОВА.  
Некрасов отдал дань романтизму сборником стихотворений "Мечты и 
звуки" (1840), жестоко осужденным, даже высмеянным тогда же 
Белинским. Зрелый Некрасов, начиная со стихотворения "В дороге" 
("Скучно? скучно!... Ямщик удалой...") 1845 года, является 
продолжателем пушкинской линии в русской поэзии - по 
преимуществу реалистической. В некрасовской лирике есть лирический 
герой, но единство его определяется не кругом тем и идей, связанных с 
определенным типом личности, как Лермонтова, а общими 
принципами отношения к действительности. И здесь Некрасов 
выступает как выдающийся новатор, существенно обогативший русскую 
лирическую поэзию, расширивший горизонты действительности, 
охваченной лирическим изображением. Тематика Некрасова-лирика 
разнообразна. 
Первый из художественных принципов Некрасова-лирика можно 
назвать социальным. Узкий круг лирической тематики он дополнил 
новой темой- социальной. Вспомним хрестоматийные строки 1848 года 
"Вчерашний день, часу в шестом". В своем последнем стихотворении "О 
Муза, я у двери гроба" поэт последний раз вспомнит "эту бледную, в 
крови,/ Кнутом иссеченную Музу". Источник вдохновения поэта, Муза, 
у Некрасова - родная сестра несчастных, подвергаемых насилию и 
угнетению. Не любовь к женщине, не красота природы, а страдания 
замученных нуждой бедняков - вот источник лирических переживаний 
во многих стихах Некрасова. Причем эта социальная тема меняет 
характер и собственно любовной лирики Некрасова. "Ночь. Успели мы 
всем насладиться. Что ж нам делать? Не хочется спать", - начинается 
стихотворение 1858 года. И герой предлагает помолиться за тех, "кто 
все терпит", "чьи работают грубые руки,/ Предоставив почтительно 
нам/ Погружаться в искусства, в науки,/ Предаваться мечтам и 
страстям". Ясно, что дворянин по происхождению, Некрасов выражает 
здесь сознание разночинца, истинного демократа, знающего темные 
стороны общественного бытия, испытавшего на себе голод и холод, не 
умеющего, не способного дворянски брезгливо и спесиво отвернуться 
от изнанки жизни. 
В то же время лирический герой Некрасова не просто разночинец, а 
разночинный интеллигент. Вот еще один шедевр некрасовской 
любовной лирики "Я не люблю иронии твоей" (датируется 
предположительно 1850 годом и тоже предположительно обращенное к 
К.Я.Панаевой). Одновременно это и образец интеллектуальной поэзии, 
герой и героиня культурные люди, в их отношениях ирония и, главное, 
высокий уровень самосознания. Они знают, понимают судьбу своей 
любви и заранее грустят. Воспроизведенная Некрасовым интимная 
ситуация и возможные пути ее разрешения напоминают отношения 
героев Чернышевского "Что делать?". 
Ярчайшим проявлением новой лирической темы - социальной - стало 
стихотворение "Еду ли ночью по улице темной" (1847). Это 
душераздирающая история женщины, которую нужда, голод и смерть 
ребенка выгнали на панель. "Беззащитная, больная и бездомная", 
женщина вызывает жалость, но нет возможности помочь несчастной 
жертве социальной неустроенности. Из этого же ряда многие 
стихотворения 40-50-х годов: "В дороге". "Перед дождем", "Тройка", 
"Родина", "Псовая охота", маленький цикл "На улице", "Несжатая 
полоса". "Маша". "Тяжелый крест достался ей на долю", " В больнице". 
Пафос этих стихотворений, источник лиризма в них суммируется и 
обобщается в небольшой поэме "Рыцарь на час" (1862), особенно в 
знаменитых строках: 
"От ликующих, праздно болтающих,  
Обагряющих руки в крови  
Уведи меня в стан погибающих  
За великое дело любви," - обращается поэт к матери. Эти строки 
волнуют и сегодня. 
Второй художественный принцип Некрасова-лирика - социальный 
аналитизм. И это было новым в русской поэзии, отсутствующим и у 
Пушкина, и у Лермонтова, тем более у Тютчева и Фета. С дошкольного 
возраста мы помним стихи "Однажды, в студеную зимнюю пору" - про 
мужичка с ноготок. Но не все знают, что предшествует этому отрывку в 
стихотворении "Крестьянские дети", где герой оборачивает "другой 
стороною медаль" крестьянского детства: "Положим, крестьянский 
ребенок свободно \Растет, не учась ничему, \Но вырастет он, если богу 
угодно, \А сгибнуть ничто не мешает ему". 
То есть герой некрасовской лирики умеет видеть социальный смысл 
воспроизводимых явлений и придавать его своим вполне лирическим 
излияниям. Иными словами, носителем, субъектом социальной 
типизации оказывается не только автор, но и его лирический герой. 
Социальный аналитизм пронизывает два известнейших стихотворения 
"Размышления у парадного подъезда" (1858) и "Железная дорога" (1864). 
В "Размышлениях..." конкретный единичный факт - приход мужиков с 
просьбой или жалобой к министру государственных имуществ - 
возводится в ранг типичного явления: "Знать, брели-то долгонько они/ 
Из каких-нибудь дальних губерний". Лирический герой домысливает то, 
что на увиденных им из окна мужиках, как говорится, не написано. То 
же в четверостишии "За заставой, в харчевне убогой...", строки 86-89 и, 
наконец, знаменитый финал стихотворения "Назови мне такую 
обитель...". 
За "Железную дорогу" редактор "Современника", где она впервые была 
напечатана, и он же автор стихотворения получил второе, 
предпоследнее предупреждение о возможном закрытии журнала от 
самого министра внутренних дел Валуева, известного автора 
либерально-реформаторских проектов. Особые нарекания цензуры 
вызвал, на первый взгляд, вполне невинный эпиграф: цензоры поняли, 
что все "страшно эффектное", как выразился один из них, 
стихотворение придает эпиграфу острый общественный смысл и 
бросает тень не только на руководившего строительством Николаевской 
железной дороги бывшего главноуправляющего железными дорогами 
графа Клейнмихеля, но и на его умершего покровителя, и на его ныне 
царствующего сына. Вторая и четвертая части стихотворения, 
проведенный в них социальный анализ выливались в страшное 
обвинение правительства в геноциде, как сказали бы сегодня, и 
спаивании собственного народа. Столь же социально заострено и 
презрительное отношение Ванюшиного папаши-генерала к каторжному 
труду простого народа. 
Два принципа отражения действительности в некрасовской лирике 
закономерно выходили на третий принцип - революционность. 
Лирический герой поэзии Некрасова убежден, что только народная, 
крестьянская революция может изменить жизнь России к лучшему. Два 
разобранных выше стихотворения вполне ясно иллюстрируют этот 
принцип: отрывок "Назови мне такую обитель" из "Размышлений" и 
последние три строфы второй части "Железной дороги". 
Революционность сознания лирического героя Некрасова придавала его 
стихам агитационно-пропагандистский характер. 
Особенно сильно эта сторона сознания лирического героя проявилась в 
стихотворениях, посвященных сподвижникам Некрасова по 
революционно-демократическому движению, другим вождям этого 
движения: Белинскому, Добролюбову, Чернышевскому, Писареву. 
Некрасов в обрисовке их личностей исходит из того, что 
революционно-демократическая деятельность является самым завидным 
и желанным уделом, и вообще роль "народного заступника" для 
Некрасова есть, используя формулу Фета, "патент на благородство" для 
любого честно мыслящего современника. Черты вождей 
революционной демократии приобретают иконописный характер, их 
жизненный путь представляется в традициях жития мученика-аскета, 
подвижника за народ. 
Таково стихотворение "Памяти Добролюбова" (1864). В его содержании 
не стоит выискивать реальных или вымышленных черт, в нем 
воспроизведено преимущественно должное. Безвременно скончавшийся 
критик в некрасовском стихотворении не есть конкретный, живший 
когда-то человек, а "идеал общественного деятеля, который одно время 
лелеял Добролюбова", как позднее признавался сам автор. 
Обычно Некрасова представляют поэтом деревенско-крестьянской 
тематики. Но есть у него и урбанистическая лирика, т.е. стихи о городе, 
в которых он выступает достойным продолжателем петербургских 
страниц "Евгения Онегина" и "Медного всадника" и предшественником 
Блока. Гениальным образцом стихотворения о большом городе с его 
социальными драмами является "Утро" (1872-73 гг.). Но три первые 
строфы (из 9) в нем не городские. Сначала поэт обращается к "ней", 
связывая ее грусть и душевные страдания с "окружающей нас 
нищетою", с которой "здесь природа сама заодно". Затем следуют две 
"сельские" строфы с характерными, эмоционально окрашенными 
эпитетами: унылые, жалкие, мокрые, сонные, "кляча с крестьянином 
пьяным,/ Через силу бегущая вскачь", туман, мутное небо, и вывод 
автора: "Хоть плачь?", "Но не краше и город богатый". В стихотворении 
воскрешаются мотивы ранних "городских" стихов: "Еду ли ночью", "На 
улице", "Убогая и нарядная" (1859), цикла "О погоде" (1858-65 гг.). 
Жизнь города ужасна, никакой отрады для измученной души героя в 
ней нет. Прежде всего, в городской суете нет смысла, трудовые усилия 
обитателей столицы отчуждены от них: дела их налицо - лиц, людей не 
видно: "железной лопатой... мостовую скребут", "начинается всюду 
работа", "возвестили пожар с каланчи", "на позорную площадь кого-то 
провезли" - преобладают безличные и неопределенно-личные 
конструкции. То же и в последних строках: "кто-то умер", "где-то 
раздался выстрел -Кто-то покончил с собой". 
Человеческие фигуры в стихотворении символизируют отчужденность 
людей друг от друга и от жизни - смерть. Первыми, если не лицами - 
лиц нет, - то первым родом деятельности, встречаемым в 
стихотворении, оказывается работа палача. Сейчас они произведут 
гражданскую казнь, т.е. ритуал публичного лишения гражданских и 
политических прав. Затем мы видим офицеров, едущих на дуэль. Еще 
целый ряд образов проходит перед нами. 
Торговля, этот двигатель буржуазного прогресса, у поэта 
революционной демократии - торжество бессмыслицы: 
"Торгаши просыпаются дружно  
И спешат за прилавки засесть:  
Целый день им обмеривать нужно,  
Чтобы вечером сытно поесть". 
Всего лишь. Понятно, что певец капиталистического Петербурга не был 
поклонником и сторонником капитализма. А вот отголоски 
литературных предшественников Некрасова: "Чу! из крепости грянули 
пушки! Наводненье столице грозит", - эхо "Медного всадника", но в 
совершенно другой эмоциональной окраске. Избиение вора дворником 
уже не вызывает в душе героя тех чувств, того сочувствия, которым 
проникнута сценка поимки вора в цикле "На улице". Слова "колотит" и 
"попался" -- низкая лексика, просторечие: "Опять вор! Опять бьют". 
"Гонят стадо гусей на убой" - понятно: чтоб есть. И заключительный 
аккорд - самоубийство на чердаке - лучше не придумаешь в этой 
юдоли! 
Впрочем, нет ни заключения, ни аккорда, ибо в конце стихотворения 
не точка, а многоточие, т.е. этот бессмысленный ряд можно длить 
бесконечно. Некрасов оборвал свое гнетущее, сводящее с ума и в 
могилу обозрение столичной жизни на полуслове... Под стать 
эмоциональному колориту стихотворения размер - трехстопный 
анапест, напевно-тягучий и заунывный. Поется тяжело, мелодия 
скрипит и буксует: размер нарушают сверхсхемные ударения в начале 
стиха: "Верю - здесь не страдать мудрено"; "В даль сокрытую...", "Жутко 
нервам..."; "Чу! из крепости..."; "Выстрел - кто-то покончил с собой...". 
Большинство произведений русской классики сочетают 
художественную неувядаемость с глубиной и поистине 
неисчерпаемостью смысла. К сожалению, поэма "Кому на Руси жить 
хорошо?" не из их числа. Она прямолинейна в своей однозначности и 
однопланова, трудно заключить о глубине ее содержания. Поэтому мы 
рекомендуем нашим читателям еще раз перечесть ее текст перед 
экзаменом или иным образом освежить в памяти ее содержание.